Глава одиннадцатая. Последняя вершина

Время создания Достоевским романа "Братья Карамазовы" совпало с организованной вооруженной борьбой против существующей власти.

Выстрел Веры Засулич 24 января 1878 года в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, по приказу которого был высечен заключенный революционер Боголюбов, послужил началом долгого и жестокого противоборства между народовольцами и правительством.

Достоевского живо интересует все, что связано с деятельностью людей, вступивших в террористическую борьбу с самодержавием, точнее, его интересует прежде всего и главным образом нравственная основа их поступков, и с этой точки зрения он и решает проблему "преступления и наказания".

31 марта 1878 года писатель присутствует на процессе Веры Засулич. Он говорит о ее выстреле: "...Наказание тут неуместно и бесцельно... Напротив, присяжные должны бы сказать подсудимой: "у тебя грех на душе, ты хотела убить человека, но ты уже искупила его, - иди и не поступай так в другой раз..."¹. 5 февраля 1880 года Степан Халтурин организовал взрыв в Зимнем дворце, но царь остался жив. Писатель и журналист А. Суворин подробно записывает, как он 20 февраля 1880 года посетил Достоевского.

¹ (Либрович. С. Ф. На книжном посту. - Пг, М., 1916. - С. 42.)

"Он занимал бедную квартирку. Я застал его за круглым столиком его гостиной набивающим папиросы. Лицо его походило на лицо человека, только что вышедшего из бани, с полка, где он парился. Оно как будто носило на себе печать пота. Я, вероятно, не мог скрыть своего удивления, потому что он, взглянув на меня и поздоровавшись, сказал: "А у меня только что прошел припадок. Я рад, очень рад". И он продолжал набивать папиросы...

Разговор скоро перешел на политические преступления вообще и на взрыв в Зимнем дворце в особенности. Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться.

- Представьте себе, - говорил он, - что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: "Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину..." Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

- Нет, не пошел бы...

- И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это - преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить"¹.

¹ (Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников. - М., 1964. - Т 2. - С. 328.)

20 февраля 1880 года народоволец И. О. Млодецкий совершил покушение на начальника Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия М. Т. Лорис-Меликова. 22 февраля Млодецкий был казнен. Достоевский присутствовал на этой казни.

29 февраля 1880 года писательница С. И. Смирнова записывает в своем дневнике: "...Пришел Достоевский. Говорит, что на казни Млодецкого народ глумился и кричал... Большой эффект произвело то, что Мл [одецкий] поцеловал крест. Со всех сторон стали гов[орить]: "Поцеловал! Крест поцеловал"..."¹.

¹ (Достоевский. Материалы и исследования. - Л., 1980. - Т. 4. - С. 275.)

24 февраля 1880 года вдова президента Академии художеств графиня Анастасия Ивановна Толстая пишет своей дочери Е. Ф. Юнге: "Сейчас возвратились от Достоевского - я нашла его чем-то расстроенным, больным, донельзя бледным. На него сильно подействовала (как на зрителя) казнь преступника 20 февраля"¹.

¹ (Лит. наследство. - М., 1973. - Т. 86. - С. 496.)

Присутствуя на казни Млодецкого, Достоевский мог вспомнить и собственную казнь тридцать лет назад. И хотя писатель уже давно осудил бунт собственной молодости и отвергал также методы народовольцев, которые, как и вообще любое насильственное переустройство мира, для него были совершенно неприемлемы, однако сама идея бунта продолжает волновать Достоевского, и его "бунтарские" размышления наследует Иван Карамазов в романе "Братья Карамазовы".

Но время создания последнего романа - это время сближения Достоевского с людьми совсем другого круга, чем народовольцы¹.

¹ (О народовольческом фоне в жизни Достоевского подробно писал И. Волгин в своей книге "Последний год Достоевского" (М., 1986).)

В начале 1878 года к Достоевскому приходит воспитатель великих князей Д. С. Арсеньев и передает ему желание царя познакомить с ним своих сыновей, на которых он мог бы оказать своими беседами благотворное нравственное влияние. Достоевский выполняет желание Александра II. Писатель прекрасно помнил, что такие же функции воспитателя исполнял при будущем императоре Александре II его любимый поэт В. А. Жуковский. Здесь не было даже и тени намека на раболепство. Дочь писателя вспоминала: "...Очень характерно, что Достоевский... не хотел подчиняться этикету двора и вел себя во дворце, как он привык вести себя в салонах своих друзей. Он говорил первым, вставал, когда находил, что разговор длился достаточно долго, и, простившись с цесаревной и ее супругом, покидал комнату так, как он это делал всегда, повернувшись спиной... Наверное, это был единственный раз в жизни Александра III, когда с ним обращались как с простым смертным. Он не обиделся на это и впоследствии говорил о моем отце с уважением и симпатией. Этот император видел в своей жизни так много холопских спин!.."¹.

¹ (Л. Ф. Достоевская об отце/Публикация С. В. Белова//Литературное наследство. - М., 1973. - Т. 86. - С. 307)

Однако попытки приблизить позднего Достоевского только лишь к правительственным кругам (или, наоборот, другая крайность - сблизить его с народовольцами) являются несостоятельными. Он всегда оставался сам по себе, с верой в собственное призвание, в свое искание истины. Конечно, представления писателя о желаемом русском государстве не выходят за пределы демократизированной концепции славянофилов о патриархальном православном царе, который, как добрый отец, правит страной в союзе с крестьянским народом и возвратившейся к народной почве интеллигенцией, в согласии с евангельским законом. Но в записной тетради Достоевского встречаются и такие слова: "Я, как и Пушкин, слуга царю, потому что дети его, народ его не погнушаются слугой царевым. Еще больше буду слуга ему, когда он действительно поверит, что народ ему дети Что-то очень уж долго не верит".

Действительно, в числе знакомых последних лет жизни Достоевского были титулованные особы, но, выбирая друзей и знакомых, писатель всегда руководствовался только духовными интересами. И здесь, как и во всем, проявлялись широта и демократизм его натуры. Характерно в этом смысле поведение Достоевского в великосветском салоне графини Софьи Андреевны Толстой (1824 - 1892) - жены поэта Алексея Константиновича Толстого. "...Почитатели Достоевского, принадлежавшие к высшим кругам петербургского общества, - вспоминает дочь писателя, - просили Толстую познакомить их с отцом. Она всегда соглашалась, но это не всегда было легким делом. Достоевский не был светским человеком и совсем не старался казаться любезным людям, которые ему не нравились. Если он встречал людей доброжелательных, чистые и благородные души, он был настолько мил с ними, что они никогда не могли забыть его и даже через двадцать лет после его смерти повторяли слова, сказанные им Достоевским. Когда же перед отцом оказывался один из снобов, которыми были полны петербургские салоны, он упорно молчал. Напрасно старалась тогда графиня Толстая прервать его молчание, искусно задавая ему вопросы; отец отвечал рассеянно "да", "нет" и продолжал рассматривать сноба как удивительное и вредное насекомое. Подобной нетерпимостью отец нажил себе множество врагов, что его обычно мало беспокоило. Это высокомерие Достоевского находилось в поразительном противоречии с изысканной вежливостью, восхитительной любезностью, с которой отец отвечал на письма своих почитателей из провинции. Достоевский знал, что все его мысли, его советы принимались с благоговением этими сельскими врачами, учительницами народных школ и священниками из маленьких приходов, в то время как петербургские фаты интересовались им только потому, что он был в моде..."¹

¹ (Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1981. - С. 304.)

Дружба и встречи с С. А. Толстой - одна из самых светлых страниц в последние годы жизни Достоевского. Это была незаурядная женщина. Она знала 14 языков, находилась в дружеских отношениях со многими выдающимися людьми своего времени: Гончаровым, Тургеневым, Вл. Соловьевым и др. А. Г. Достоевская вспоминает, как Толстая выполнила заветное желание Достоевского - иметь хорошую репродукцию его любимого произведения - "Сикстинская мадонна" Рафаэля. Подарок Толстой был бесконечно дорог Достоевскому, он "был тронут до глубины души ее сердечным вниманием, - пишет Анна Григорьевна, - и в тот же день поехал благодарить ее. Сколько раз в последний год жизни Федора Михайловича я заставала его стоящим перед этою великою картиною в таком глубоком умилении, что он не слышал, как я вошла, и, чтоб не нарушать его молитвенного настроения, я тихонько уходила из кабинета Понятна моя сердечная признательность графине Толстой за то, что она своим подарком дала возможность моему мужу вынести перед ликом Мадонны несколько восторженных и глубоко прочувствованных впечатлений!"¹

¹ (Там же. - С. 356.)

С. А. Толстая помогала Достоевскому быть в курсе всех европейских новостей в области литературы, искусства, философской мысли, содействуя тем самым идеологической насыщенности "Братьев Карамазовых".

Среди знакомых Достоевского, с кем он сближается в эпоху создания "Братьев Карамазовых", преобладали женщины. Они хорошо понимали его многострадальное сердце. "Кстати, скажу, что Федор Михайлович имел много искренних друзей среди женщин, - пишет Анна Григорьевна, - и они охотно поверяли ему свои тайны и сомнения и просили дружеского совета, в котором никогда не получали отказа. Напротив того, Федор Михайлович с сердечной добротою входил в интересы женщин и искренно высказывал свои мнения, рискуя иногда огорчить свою собеседницу. Но доверившиеся ему чутьем понимали, что редко кто понимал так глубоко женскую душу и ее страдания, как понимал и угадывал их Федор Михайлович"¹.

¹ (Там же. - С. 357.)

О том, что светские знакомства Достоевского определялись не сословным, а духовным отбором, свидетельствуют также его отношения с Анной Павловной Философовой (1837 - 1912) - замечательной русской женщиной, известной общественной деятельницей, которую высоко ценили Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев. Жена крупного царского чиновника, главного военного прокурора, А. П. Философова была настроена весьма оппозиционно: в ее квартире хранилась нелегальная литература, по слухам, у нее после суда скрывалась Вера Засулич. "Я ненавижу настоящее наше правительство... это шайка разбойников, которые губят Россию", - писала А. П. Философова¹.

¹ (Тыркова А. Анна Павловна Философова и ее время. - П., 1915. - С. 326.)

С Достоевским А. П. Философова сблизилась в конце 70-х годов, очень высоко ценила его, считала своим "нравственным духовником". Достоевский в свою очередь относился к Анне Павловне с большим уважением, писал о ее "прекрасном умном сердце", и его крайне тревожили слухи о возможном аресте А. П. Философовой. Ее дочь вспоминает: "...Я очень любила, исполняя мамино поручение, что есть духу пробежать всю анфиладу комнат, с заворотом в большую полутемную переднюю нашей казенной квартиры. Лечу я однажды таким образом, а было мне уже шестнадцать лет и гимназию я кончила, и налетаю в дверях на Федора Михайловича. Сконфузилась, извиняюсь, и вдруг поняла, что не надо. Стоит он передо мной бледный, пот со лба вытирает и тяжело так дышит, скоро по лестнице шел: "Мама дома? Ну, слава богу! Мне сейчас сказали, что вас обеих арестовали!"¹.

¹ (Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников. - М., 1964. - Т 2. - С. 326)

Общение с мужем Анны Павловны, прокурором, способствовало соблюдению всех юридических тонкостей на процессе Дмитрия Карамазова, некоторые черты характера ее тестя Дмитрия Николаевича Философова припомнились писателю, когда он создавал образ Федора Павловича Карамазова¹, а знакомство Достоевского в 1879 году с участником русско-турецкой войны генералом Михаилом Григорьевичем Черняевым (1828 - 1896) снова обратило его мысль к дружбе всех славянских народов². Рассказы очевидца генерала Черняева о зверствах турок послужили также еще одним аргументом в пользу бунта Ивана Карамазова против божественного миропорядка.

¹ (См.: Альтман М. Еще об одном прототипе Федора Павловича Карамазова // Вопросы литературы. - 1970. - № 3. - С. 252 - 254.)

² (См.: Dostоjewskaja L. F. Dostojewski, geschildert von seiner Tochter. - München, 1920. - S. 251)

И все же, несмотря на множество великосветских знакомых, Достоевский чувствует бесконечное одиночество. В 1878 году писатель с горечью говорил своему молодому знакомому, критику Всеволоду Соловьеву: "Вы думаете, у меня есть друзья? Когда-нибудь были? Да, в юности, до Сибири, пожалуй что, были друзья настоящие, а потом, кроме самого малого числа людей, которые, может быть, несколько и расположены ко мне, никогда друзей у меня не было..."¹.

¹ (Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников. - М., 1964. - Т 2. - С. 209.)

У него действительно нет друга, такого, каким был, например, старший брат Михаил или в молодости И. Н. Шидловский. Самый близкий ему человек - Анна Григорьевна. Но если, действительно, у Достоевского в эпоху создания "Братьев Карамазовых" нет кроме Анны Григорьевны ни одного близкого человека, то в это время в его духовную жизнь входят два замечательных русских философа - Владимир Сергеевич Соловьев и Николай Федорович Федоров - и знакомство с их идеями и непосредственное общение с одним из них нашли отражение в романе "Братья Карамазовы".

В последние десятилетия XIX века читателей библиотеки Румянцевского музея встречал поразительный старик-библиотекарь - слегка сгорбленный, в истертом, а часто и рваном сюртуке, ходивший зимой и летом в одном и том же пальтишке и неизменных галошах. В три часа дня музей закрывался, все уходили, а странный старик продолжал работать. Наступало самое священное для него время - он оставался наедине с книгами. Правда, иногда он уставал снимать или ставить на место книги, особенно когда попадались увесистые фолианты. Тогда он просил это сделать своих сослуживцев, платя им особо из своего нищенского жалованья. Затем загадочный старик шел ночевать в свою жалкую каморку, которую он снимал буквально за гроши, и обедал чаем и хлебом или кусочками старого сыра и соленой рыбой. Затем он работал до четырех часов ночи при жестяной керосиновой лампе. Три часа старик спал, причем постелью служил ему голый сундучок, а в семь часов утра шел на службу в Румянцевский музей. Все деньги, какие у него оставались, раздавал неимущим. Те, кто знал его, говорили, что если бывают святые, они должны быть именно такими.

Удивительного старика звали Николай Федорович Федоров (1828 - 1903). В декабре 1877 года последователь Федорова народный учитель Н. П. Петерсон прислал Достоевскому изложение его учения. Достоевский отвечал Петерсону 24 марта 1878 года: "Мы здесь, т. е. я и Соловьев по крайней мере, верим в воскресение реальное, буквальное, личное и в то, что оно будет на Земле". Учение Федорова сводится к необычайному положению. Человечество живет в разъединении, и его духовные силы парализованы враждой и борьбой. Но все люди Земли, считал Федоров, должны объединиться для общего великого дела - воскрешения предков. Вернуть жизнь тем, кто дал ее нам, - это и есть самая высокая цель и самая высокая нравственная задача.

В фантастическом проекте Федорова Достоевский нашел подтверждение многим своим сокровенным мыслям: идеям единства и братства, надежде на преображение мира любовью.

Вот почему среди черновых заметок к "Братьям Карамазовым" встречаются такие записи: "Воскресение предков", "Воскресение предков зависит от нас", в грядущее воскресение верит Алеша Карамазов, а сама вражда отцов и детей в "Братьях Карамазовых", являясь как бы доказательством от противного, подтверждала призыв Федорова к объединению сынов для воскресения отцов.

Хотя знакомство Достоевского с Владимиром Сергеевичем Соловьевым (1853 - 1900) состоялось в самом начале 1873 года, но близкое духовное общение их началось с конца 1877 года и продолжалось по осень 1878 года, когда Достоевский регулярно посещал религиозно-нравственные лекции, которые Вл. Соловьев с огромным успехом читал в Соляном городке в Петербурге (10 марта 1878 года на одной из лекций единственный раз в жизни оказались вместе Л Н. Толстой и Достоевский, однако, не зная друг друга, они так и не познакомились).

6 апреля 1880 года Достоевский присутствовал на защите Вл Соловьевым докторской диссертации. Особенно поразила Достоевского близкая ему по своей сути мысль диссертанта о том, что "человечество, знает гораздо более, чем до сих пор успело высказать в своей науке и в своем искусстве".

Духовное общение с Вл. Соловьевым отразилось в круге нравственных тем и образов "Братьев Карамазовых".

Достоевский, несомненно, оценил натуру Соловьева, его бескорыстие, беззаветную преданность высоким идеалам, однако излишняя отвлеченность его религиозного учения вызвала у бывшего каторжанина дружескую шутку. Очевидец одной из встреч Вл. Соловьева и Достоевского в 1878 году, литератор Д. И. Стахеев вспоминает: "Владимир Сергеевич что-то рассказывал, Федор Михайлович слушал, не возражая, но потом придвинул свое кресло к креслу, на котором сидел Соловьев, и, положив ему на плечо руку, сказал:

- Ах, Владимир Сергеевич! Какой ты, смотрю я, хороший человек...

- Благодарю вас, Федор Михайлович, за похвалу.

- Погоди благодарить, погоди, - возразил Достоевский, - я еще не все сказал. Я добавлю к своей похвале, что надо бы тебя года на три в каторжную работу.

- Господи! За что же?..

- А вот за то, что ты еще недостаточно хорош: тогда-то, после каторги, ты был бы совсем прекрасный и чистый христианин..."¹.

¹ (Стахеев Д. И. Группы и портреты (Листочки воспоминаний) // Исторический вестник. - 1907. - № 1. - С. 85.)

Это сочетание в лице Вл. Соловьева человека высоких нравственных качеств и теоретика-логика и объясняет, очевидно, слова Анны Григорьевны Достоевской о том, что писатель изобразил Вл. Соловьева и в образе Алеши, и в образе Ивана Карамазова.

Годы создания "Братьев Карамазовых" - это время многочисленных и блестящих выступлений Достоевского на литературных вечерах. Пожалуй, ни один русский писатель не выступал так часто, как выступал Достоевский последние годы жизни. А ведь он был болен, уже давно страдал быстро прогрессирующей эмфиземой легких, задыхался, часто кашлял, не мог высоко подниматься, не мог громко говорить. Некоторые врачи советовали ему вообще прекратить публичные выступления. А он выступал! И практически безотказно! Что это? Желание донести до молодежи (а на таких вечерах присутствовала в основном молодежь) свои заветные идеи? Ведь профессиональные критики не понимали его произведений, а зачастую и просто глумились над ними, а молодежь - это уже будущее России, а что может быть для него дороже России?! Или это четкое предчувствие своего близкого конца и столь же четкое желание успеть "глаголом жечь сердца людей", сознавая свою пророческую миссию?! Или каждая такая встреча с молодежью, каждая такая возможность узнать, чем дышит новое поколение, возможность личного общения давала писателю больше, чем сто прочитанных книг, давала возможность проецировать это общение на создание образов братьев Карамазовых? Пожалуй, все вместе.

Может быть, именно поэтому все выступления Достоевского имели такой потрясающий успех.

Жена великого русского физиолога И. П. Павлова, Серафима Васильевна Павлова, долгое время связанная в молодости с народнической молодежью и увлеченная идеей служения своему народу, в 1879 году слушала выступление Достоевского на литературном вечере Петербургских педагогических курсов. "Вдруг я услышала громкий голос и, взглянув на эстраду, увидела "Пророка", - вспоминает Серафима Васильевна. - Лицо Достоевского совершенно преобразилось, глаза метали молнии, которые жгли сердца людей, а лицо блистало вдохновенной высшей силой. Музыка, пение на этом вечере были только прелюдией пророческой речи Достоевского. Все время твердила я: "Да, он зажег сердца людей на служение правде и истине!"¹

¹ (Павлова С. В. Из воспоминаний // Новый мир. - 1946. - № 3. - С. 116.)

Это выступление так поразило Серафиму Васильевну, что она решила поехать к Достоевскому, чтобы посоветоваться с ним о самом сокровенном. Через много-много лет, вспоминая свои "поучительные разговоры" с Достоевским, она написала: "Как понимал он душу человеческую и проникал в темные, бессознательные глубины!"¹.

¹ (См.: Белов С. В. Вокруг Достоевского // Новый мир. - 1985. - № 1 - С. 212.)

А между тем мало кто знал, что публичные выступления давались Достоевскому совсем не легко: каждый раз он не только страшно волновался, но еще и считал (наивность и простота гения!), что он плохо выступает: и это несмотря на грандиозный успех! В 1937 году старейшая актриса Александрийского театра в Петербурге Антонина Михайловна Дюжикова (ей было в это время 84 года) рассказывала о встрече с Достоевским в фойе для артистов в Петербургском дворянском собрании: "...Концерт. В ожидании своего выхода актриса в сильном волнении ходит по комнате. В углу на диванчике пристроился какой-то худенький человек весьма невзрачного вида. Он нервно потирает руки и внутренне как-то суетится. Наконец не выдерживает пытки ожидания, встает и подходит к Дюжиковой:

- Вы, по-видимому, сильно волнуетесь. Ну, и я тоже.

Антонина Михайловна вглядывается в нервно подергивающееся лицо - это Достоевский! Хочется чем-нибудь успокоить его:

- Да, я всегда волнуюсь перед выступлением. А вот вам, Федор Михайлович, пора бы, кажется, привыкнуть и перестать волноваться.

- Ах, нет, не говорите... Я всегда ужасно боюсь выступать перед публикой, да и читаю прескверно...

Голос у Достоевского дрожит, как у молодого, совсем неопытного актера..."¹.

¹ (Аксенов В. Н. Дом ветеранов сцены. - Л., 1937. - С. 14 - 15.)

Простоту гения отмечают и другие мемуаристы, встречавшие в это время Достоевского. Восемнадцатилетний гимназист Анатолий Александров, ожидавший в июле 1878 года в Старой Руссе встречи с Достоевским "с большой робостью и волнением", пишет, что "при первом же взгляде на него, при первых же звуках его голоса от волнения моего и робости моей перед ним не осталось и следа. Через пять минут мне казалось уже, что мы с ним давнишние, добрые знакомые, даже люди близкие между собой, давно уже хорошо знаем и любим друг друга, и что нам ничего другого не остается, как быть друг с другом возможно проще, искреннее и откровеннее, побольше верить друг другу и побольше любить друг друга"¹.

¹ (Александров А. Федор Михайлович Достоевский (Страничка из воспоминаний) // Светоч и Дневник писателя. - 1913. - № 1 С. 54 - 55.)

Однако писатель вынужден прервать отдых и работу в любимой Старой Руссе и снова ехать 20 июля 1879 года лечиться в Бад Эмс. Достоевский пишет из Эмса страстные письма Анне Григорьевне. Ему 58 лет, он уверен, что умрет через год или два; он болен неизлечимой болезнью, но он влюблен как юноша: "Здесь цветов ужасно много и продают их кучами. Но я не покупаю, некому подарить, царица моя не здесь. А кто моя царица? - Вы моя царица. Я так здесь решил, ибо, сидя здесь, влюбился в Вас так, что и не предполагаете".

Материальное положение его, исключительно благодаря Анне Григорьевне, значительно улучшилось. Она сумела его практически избавить от долгов брата, и он смог даже отдавать другие долги. Сын поэта А. Н. Плещеева, с которым Достоевский был связан в молодости принадлежностью к революционному кружку петрашевцев, вспоминает, что во второй половине 70-х годов Достоевский "принес отцу, в счет какого-то старого долга, 300 рублей, причем в приложенной к деньгам записочке писал, что "хвостик остается еще за ним". Помнится, что в тяжелые дни жизни, как говорил мне отец, он посылал Федору Михайловичу какую-то сумму, которую тот, при изменившихся обстоятельствах, смог уплачивать ему"¹.

¹ (См.: Белов С. В. Воспоминания о Ф. М. Достоевском // Нева 1985. - № 1. - С. 207)

Они смогли в октябре 1878 года переехать в более дорогую, просторную и благоустроенную квартиру в Петербурге, по Кузнечному переулку, дом № 5. Эта последняя квартира, где он написал "Братьев Карамазовых", как и обычно, помещалась в угловом доме. Но выбор ее не был случайным. Достоевский поселился в том же здании, где жил 32 года назад. В предчувствии близкого конца он снова вернулся в свою молодость, туда, где был когда-то так счастлив: совсем рядом находился Владимирский переулок, где он написал "Бедных людей". А в доме на Кузнечном он создал "Двойника", хотя тогда и не смог до конца реализовать богатейшую идею этой повести, - теперь он блестяще реализует ее в "Братьях Карамазовых" (Иван и черт).

Они смогли даже взять мальчика для работы в "Книжной торговле Ф. М. Достоевского (исключительно для иногородних)", открытой в начале 1880 года. Через много лет Петр Григорьевич Кузнецов (1866 - 1943), ставший известным ленинградским книгопродавцом, вспоминая о своей работе у Достоевских, рассказывал о скромности быта семьи писателя, о его простоте и доступности, о том, как Достоевский заботился о его читательских интересах, дав ему "Записки из Мертвого дома": "Тебе, пожалуй, будет трудная, но прочти, что в книге написано, я сам испытал"¹.

¹ (Кузнецов П. Г. Служба у Достоевского / Публикация С. В Белова // Книж. торговля. - 1964. - № 5. - С. 40 - 41.)

Известный революционер-народоволец И. И. Попов, учившийся в 1879 году в Петербургском учительском институте, оставил два портрета Достоевского с интервалом в полгода. "...В 1879 году мой брат Павел перевелся из Рождественского училища во Владимирское, лежащее против той же Владимирской церкви, которую посещал Достоевский, - вспоминает И. И. Попов. - Летом, в теплые весенние и осенние дни Достоевский любил сидеть в ограде церкви и смотреть на игры детей. Я иногда заходил в ограду и всегда раскланивался с ним. Сгорбленный, худой, лицо землистого цвета, с впалыми щеками, ввалившимися глазами, с русской бородой и длинными прямыми волосами, среди которых пробивалась довольно сильная седина, Достоевский производил впечатление тяжело больного человека. Пальто бурого цвета сидело на нем мешком; шея была повязана шарфом. Как-то я подсел к нему на скамью. Перед нами играли дети, и какой-то малютка высыпал из деревянного стакана песок на лежавшую на скамье фалду пальто Достоевского.

- Ну что же мне теперь делать? Испек кулич и поставил на мое пальто. Ведь теперь мне и встать нельзя, - обратился Достоевский к малютке...

Достоевский согласился сидеть, а малютка высыпал из разных деревянных стаканчиков, рюмок ему на фалду еще с полдюжины куличей. В это время Достоевский сильно закашлялся, а кашлял он нехорошо, тяжело; потом вынул из кармана цветной платок и выплюнул в него, а не на землю. Полы пальто скатились с лавки, и "куличи" рассыпались. Достоевский продолжал кашлять... Прибежал малютка.

- А где куличи?

- Я их съел, очень вкусные...

Малютка засмеялся и снова побежал за песком, а Достоевский, обращаясь ко мне, сказал:

- Радостный возраст... Злобы не питают, горя не знают... Слезы сменяются смехом..."¹.

¹ (Попов И. И. Минувшее и пережитое. - М.; Л., 1933. - С 87)

Через полгода новая встреча: "...Поздней осенью, когда воздух Петербурга был пропитан туманной сыростью, на Владимирской улице я снова встретил Ф. М. Достоевского вместе с Д. В. Григоровичем. Федор Михайлович приветливо ответил на мой поклон. Контраст между обоими писателями был большой: Григорович, высокий, белый как лунь, с моложавым цветом лица, был одет изящно, ступал твердо, держался прямо и высоко нес свою красивую голову в мягкой шляпе. Достоевский шел сгорбившись, с приподнятым воротником пальто, в круглой суконной шапке; ноги, обутые в высокие галоши, он волочил, тяжело опираясь на зонтик... Я смотрел им вслед. У меня мелькнула мысль, что Григорович переживает Достоевского..."¹.

¹ (Там же. - С. 88.)

Такая разительная перемена была связана не только с быстро прогрессирующей болезнью Достоевского, но и с его изнурительной работой над последним романом.

8 ноября 1880 года, отсылая в журнал "Русский вестник" эпилог "Братьев Карамазовых", Достоевский писал редактору журнала Н. А. Любимову: "Ну, вот и кончен роман! Работал его три года, печатал два - знаменательная для меня минута".

Таким образом, по свидетельству самого писателя, начало работы над одним из величайших романов мировой литературы восходит к концу 1877 года. Но три года продолжалась лишь заключительная стадия - художественное воплощение образов и идей. Вынашивал же эти образы и идеи Достоевский всю жизнь. Все пережитое, передуманное и созданное писателем находит свое место в этом сочинении.

Сложный человеческий мир его вбирает в себя многие философские и художественные элементы предшествующих произведений Достоевского: линия старика Покровского из самого первого произведения писателя "Бедные люди" переходит в линию штабс-капитана Снегирева в "Братьях Карамазовых", мотив раздвоения личности (Иван Карамазов и черт) восходит к юношеской повести "Двойник", основная идея "Легенды о Великом Инквизиторе" вырастает из ранней повести "Хозяйка", старцу Зосиме предшествует святитель Тихон в "Бесах", Алеше - князь Мышкин в "Идиоте", Ивану - Раскольников в "Преступлении и наказании", Смердякову - лакей Видоплясов в повести "Село Степанчиково и его обитатели", Грушеньке и Катерине Ивановне - Настасья Филипповна и Аглая в "Идиоте".

28 июля 1879 года, когда роман уже печатался, Достоевский отметил в письме к публицисту В. Ф. Пуцыковичу: "…никогда ни на какое сочинение мое не смотрел я серьезнее, чем на это".

Непосредственным предшественником "Братьев Карамазовых", можно даже сказать - творческой лабораторией, явился "Дневник писателя", в нем Достоевский копил и анализировал факты, наблюдения, размышления и заметки для своего последнего творения. Но только когда замысел "Братьев Карамазовых" уже безраздельно завладевает творческим воображением, он сообщает читателям в октябрьском номере "Дневника писателя" за 1877 год свое решение прекратить издание на год или на два, а в последнем, декабрьском выпуске признается, что хочет заняться одной "художественной работой".

Но работа над "Братьями Карамазовыми" была неожиданно прервана трагическим событием в личной жизни писателя: 16 мая 1878 года в трехлетнем возрасте, от припадка эпилепсии, умирает его младший ребенок, любимый сын Алеша. Анна Григорьевна описывает горе писателя: "Федор Михайлович пошел провожать доктора, вернулся страшно бледный и стал на колени у дивана, на который мы переложили малютку, чтоб было удобнее смотреть его доктору Я тоже стала на колени рядом с мужем, хотела его спросить, что именно сказал доктор (а он, как я узнала потом, сказал Федору Михайловичу, что уже началась агония), но он знаком запретил мне говорить... И каково же было мое отчаяние, когда вдруг дыхание младенца прекратилось и наступила смерть. Федор Михайлович поцеловал младенца, три раза его перекрестил и навзрыд заплакал. Я тоже рыдала; горько плакали и наши детки, так любившие нашего милого Лешу"¹

¹ (Достоевская А. Г. Воспоминания. - М., 1981. - С. 327)

Любовь Федоровна Достоевская дополняет рассказ матери: "Мы сели в коляску вчетвером - папа, мама, брат Федор и я - и маленький гробик был поставлен между нами. По дороге мы много плакали, гладили маленький белый гроб, покрытый цветами, вспоминали любимые выражения милого малютки. После краткого богослужения в церкви гроб был отнесен на кладбище... Слезы текли по щекам моего отца, он поддерживал плачущую жену. Она не могла оторвать глаз от гробика, медленно исчезавшего под землей..."¹.

¹ (Достоевская Л. Ф. Достоевский в изображении его дочери М.; Пг., 1922. - С. 79.)

Сильно опасаясь, что смерть Алеши фатально отразится на и без того пошатнувшемся здоровье Достоевского, Анна Григорьевна принимает единственно верное решение, чтобы спасти мужа для творчества, чтобы дать ему спокойно создавать "Братьев Карамазовых". Она просит философа Владимира Сергеевича Соловьева, очаровавшего писателя и своим личным обаянием, и своими лекциями в Петербурге, уговорить Федора Михайловича поехать вместе с ним в Оптину Пустынь - монастырь под Калугой (по преданию, его основал покаявшийся разбойник Опта); о старце Амвросии из этого монастыря в народе слагались легенды - как о подвижнике, чудотворце и исцелителе.

Расчет Анны Григорьевны оказался абсолютно точным: после поездки в Оптину Пустынь в июне 1878 года и встреч со старцем Амвросием Достоевский вернулся утешенный и с необычайным вдохновением приступил к работе над своим последним произведением. Достоевскому и Анне Григорьевне суждено было пережить это страшное горе - смерть сына Алеши, чтобы "Братья Карамазовы" сделали бессмертными их любовь и муку. Анна Григорьевна сообщает, что в главе "Верующие бабы" Достоевский запечатлел "многие ее сомнения, мысли и даже слова", а в жалобах женщины из народа, потерявшей сына и пришедшей искать утешения у Зосимы (в нем не трудно найти многие черты Амвросия), слышатся собственные голоса Достоевского и Анны Григорьевны: "Сыночка жаль, батюшка, трехлеточек был, без трех только месяцев и три бы годика ему. По сыночку мучусь, отец, по сыночку... И хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и не подошла бы к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет во дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: "Мамка, где ты?" Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук. да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!"

Материнская любовь как бы воскрешает умершего мальчика, а описание смерти Илюшечки и скорби его отца, отставного штабс-капитана Снегирева в "Братьях Карамазовых", в которых чувствуется личная мука Достоевского и Анны Григорьевны, настолько пронзает сердце непреходящей болью, что, кажется, не было в мировой литературе; более потрясающего изображения семейного горя.

В дни посещения Оптикой Пустыни, по преданию, существующему среди жителей города Козельска, Достоевский встретился с товарищем юности петрашевцем Н. С. Кашкиным в его имении в деревне Нижние Прыски, которое находилось между Козельском и монастырем.

В атеистических суждениях Ивана Карамазова можно найти и отголоски атеизма Н. С. Кашкина 40-х годов. На одном из вечеров, как следует из следственного дела петрашевцев, Кашкиным была прочитана "речь преступного содержания против бога и общественного устройства, доказывавшая, что страдания человечества гораздо больше провозглашают злобу божию, нежели славу его".

Первые две книги "Братьев Карамазовых" были окончательно готовы в конце октября 1878 года. В январе 1879 года в "Русском вестнике" началось печатание романа "Братья Карамазовы". В ноябрьском номере журнала за 1880 год было закончено печатание последних глав.

"Братья Карамазовы" - не только синтез всего творчества Достоевского, но и завершение всей его жизни. Даже в самой топографии романа воспоминания детства соединяются с впечатлениями последних лет: город, в котором происходит действие романа, отражает облик Старой Руссы, а окружающие его деревни (Чермашня, Мокрое) связаны с имением отца Даровое в Тульской губернии.

Дмитрий, Иван и Алеша Карамазовы - три этапа биографического и духовного пути самого Достоевского. Дочь писателя утверждает, что Иван Карамазов, "по преданию в нашей семье, является портретом Достоевского в его ранней молодости. Имеется также определенное сходство между моим отцом и Дмитрием Карамазовым, который представляет собой, возможно, второй период в жизни Достоевского, а именно время между заключением и его длительным пребыванием в Европе после его второй женитьбы. Дмитрий похож на моего отца своим шиллеровским сентиментализмом и романтическим характером, а также наивностью в своих отношениях с женщинами... Но наибольшее совпадение с Дмитрием появляется во время ареста, допроса и осуждения Дмитрия Карамазова Достоевский, вероятно, уделил потому так много места этому осуждению, чтобы описать страдания, которые он пережил во время процесса петрашевцев и которые никогда не смог забыть.

Некоторое сходство существует также между Достоевским и старцем Зосимой. Его автобиография является, в сущности, биографией моего отца, во всяком случае в той части, которая относится к детству. Мой отец помещает Зосиму в провинцию и в более скромную обстановку, чем была его собственная, и пишет его автобиографию своеобразным, несколько старомодным языком, на котором говорят наши священники и монахи. Но, несмотря на это, там можно найти все главные факты из детства Достоевского: его любовь к своей матери и своему старшему брату впечатление, произведенное на него богослужением, на котором он присутствовал в детстве,., его отъезд в военную школу в столице, где его, по рассказу старца Зосимы, обучали французскому и манерам поведения в обществе, но одновременно привили также так много фальшивых взгляов..."¹.

¹ (Dostojewskaja L. F. Dostojewski, geschildert von seiner Tochter. - Munchen, 1920. - S. 248, 249.)

Роман "Братья Карамазовы" - это духовная биография Достоевского, его идейный и жизненный путь от атеизма в кружке петрашевцев (Иван Карамазов) до верующего человека (Алеша Карамазов). Но, как и всегда у Достоевского, его творческая и жизненная биография становится историей человеческой личности вообще, вселенской и всечеловеческой судьбой. Дмитрий, Иван и Алеша имеют не только один родовой корень (общий отец Федор Павлович Карамазов), но у них и духовное единство: одна трагедия и общая вина за нее. Все они несут ответственность за убийство Смердяковым их отца.

Однако Достоевский связывает разложение феодально-крепостнической России и рост революционного движения с безверием и атеизмом. Вот почему, считает писатель, главный виновник убийства отца Иван Карамазов. Это он проповедовал, что бога нет, а Смердяков отсюда сделал вывод: если бога нет, то все позволено. Но и Дмитрий со своими безудержными страстями, и даже "человек божий" Алеша тоже виноваты в смерти отца: Иван и Дмитрий виноваты активно, Алеша полусознательно, пассивно. Алеша знал, что готовится преступление, и допустил все же его, мог спасти отца и не спас. Общее преступление братьев влечет за собой и общее наказание: Дмитрий искупает свою вину ссылкой на каторгу, Иван - распадом личности, Алеша - тяжелейшим нравственным кризисом. В итоге все три брата через страдание возрождаются к новой жизни.

Но нравственная идея романа, борьба веры с неверием ("дьявол с богом борется, и поле битвы - сердца людей", - говорит Дмитрий Карамазов), Ивана и Алеши (на вопрос Федора Павловича Карамазова: "Есть бог или нет?" - Иван отвечает: "Нет, нету бога", а Алеша: "Есть бог") выходит за пределы семейства Карамазовых. Отрицание Иваном бога порождает зловещую фигуру Инквизитора в романе "Братья Карамазовы" органически появляется "Легенда о Великом Инквизиторе" Ивана Карамазова - величайшее создание Достоевского, вершина его творчества.

Христос снова приходит на землю. На этот раз он появляется в Севилье, в самое страшное время инквизиции "Легенда о Великом Инквизиторе" имеет антикатолический характер¹. Но она же свидетельствует о том, что Достоевский прекрасно видел разницу между католичеством и православием - и их воплощением в официальной государственности. В западной теократической идее писатель видел торжество "римской идеи" языческой империи, идеи, стремящейся к всемирному объединению людей насилием. Эту же "римскую идею" Достоевский усматривал в атеистическом социализме и видел в ней изначальный порок гордого западного духа.

¹ (См.: Евнин Ф. Достоевский и воинствующий католицизм 1860 - 1870-х годов (К генезису "Легенды о Великом Инквизиторе") // Русская литература. - 1967. -№ 1. - С. 29 - 42.)

Христос появляется среди толпы, и народ узнает его Он весь излучает свет, простирает руки, благословляет, творит чудеса. Великий Инквизитор, "девяностолетний старик, высокий и прямой, с иссохшим лицом и впалыми глазами", велит страже заключить его в тюрьму. Ночью он приходит к своему пленнику, "останавливается при входе и долго, минуту или две, всматривается в лицо его". Потом начинает говорить. "Легенда" - монолог Великого Инквизитора, а Христос в продолжение всего монолога остается безмолвным. Весь длинный монолог Великого Инквизитора направлен против Христа и его учения, но, обвиняя его, он тем самым оправдывает свою измену Христу.

Великий Инквизитор кончил свой монолог, но его пленник по-прежнему молчит. "Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные, девяностолетние уста. Вот и весь ответ Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его: он идет к двери, отворяет ее и говорит ему слова, которые страшнее даже голгофских гвоздей: "Ступай, ступай и не приходи более. Не приходи вовсе... Никогда! никогда!"

Иван кончил рассказывать Алеше легенду о Великом Инквизиторе, и Алеша разгадал, понял "тайну" Великого Инквизитора: "Инквизитор твой не верует в бога, вот и весь его секрет". Великий Инквизитор не понимал, что молчание Христа и есть лучшее опровержение всех его аргументов. Ему не надо оправдываться, так как все доводы Великого Инквизитора опровергнуты одним его присутствием, самим фактом его появления.

Но в поцелуе Христом Великого Инквизитора есть правда и есть ложь. В нем Достоевский, и в нем - Иван Карамазов. Правда этого поцелуя в том, что Христос любит любого человека, в том числе и того, кто не любит его и не хочет любить. Христос грешников пришел спасти. И человечество нуждается для своего спасения именно в такой высшей любви, как самый больной ребенок нуждается в самой большой материнской любви. Поцелуй Христа и есть такой призыв высочайшей любви, последний призыв грешников к покаянию! В этом идея самого Достоевского. Однако поцелуй является также и произведением Ивана Карамазова: он заставил истину поцеловать ложь. Но вся "Легенда" - всю жизнь волновавшая писателя его заветная тема о страданиях и счастье человечества.

Однако Достоевский нарисовал в своем последнем романе такую страшную картину разложения феодально-крепостнической России, что даже кроткий и смиренный Алеша Карамазов "бунтует". Достоевский призывал верить в осуществление религиозного идеала, но русская действительность, изображенная им в "Братьях Карамазовых", приводила читателей к другим выводам, порождая в их сознании неразрешимые противоречия.

Еще при жизни писателя появились первые отклики на публикацию "Братьев Карамазовых". "Роман читают всюду, пишут мне письма, читает молодежь, читают в высшем обществе, в литературе ругают или хвалят, и никогда еще, по произведенному кругом впечатлению, я не имел такого успеха", - писал Достоевский 8 декабря 1879 года.

И все же до самого окончания печатания романа он тревожился о точности его восприятия: "Каждый раз, когда я пишу что-нибудь и пущу в печать, я как в лихорадке, - беспокоится писатель в письме к обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву 16 августа 1880 года. - Не то чтобы я не верил в то, что сам же написал, но всегда мучит меня вопрос: как это примут, захотят ли понять суть дела и не вышло бы скорее дурного, чем хорошего, тем, что я опубликовал мои заветные убеждения? Тем более, что всегда принужден высказывать иные идеи лишь в основной мысли, всегда весьма нуждающейся в большем развитии и доказательности"

Только за один 1879 год появилось около 80 откликов о романе в столичной и провинциальной печати. И все же Достоевский не зря тревожился за судьбу романа.

Лишь очень немногие (и, как правило, это были не профессиональные критики и рецензенты) поняли "заветные убеждения" писателя. Например, великий русский художник И. Н. Крамской писал после смерти Достоевского основателю знаменитой картинной галереи в Москве П. М. Третьякову: "Я не знал,., какую роль Достоевский играл в Вашем духовном мире, хотя покойный играл роль огромную в жизни каждого (я думаю), для кого жизнь есть глубокая трагедия, а не праздник. После "Карамазовых" (и во время чтения) несколько раз я с ужасом оглядывался кругом и удивлялся, что все идет по-старому, а что мир не перевернулся на своей оси. Казалось, как после семейного совета Карамазовых у старца Зосимы, после "Великого Инквизитора" есть люди, обирающие ближнего, есть политика, открыто исповедующая лицемерие, есть архиереи, спокойно полагающие, что дело Христа своим чередом, а практика жизни своим: словом, это нечто до такой степени пророческое, огненное, апокалипсическое, что казалось невозможным остаться на том месте, где были мы вчера, носить те чувства, которыми мы питались... Достоевский действительно был нашею общественною совестью!"

Литературные же критики и рецензенты, споря в основном об идеологии Достоевского в "Братьях Карамазовых", не только не поняли его "заветные убеждения", но и не смогли по достоинству оценить художественное новаторство писателя.

7 мая 1880 года Достоевский последний раз приезжает в Старую Руссу. Он оставляет суетный и шумный Петербург, где ему не дают возможности сосредоточиться, чтобы в Старой Руссе обдумать и написать свою знаменитую речь о Пушкине, свое завещание.