Закрыв роман "Униженные и оскорбленные", невольно задумываешься: что в этом романе составило зерно, основу будущих творений писателя?
Мы видели немало сюжетных поворотов и линий, набросков характеров, которые Достоевский позднее усилит, доработает и использует в своих зрелых произведениях. Мы видели, как возник под пером писателя странный, фантастический облик города, где среди "мертвых камней" живут его герои. Позднее - в "Преступлении и наказании", в "Идиоте" Петербург Достоевского обретет новые зримые черты: канал Грибоедова и площадь Мира, как бы ни менялись их облик и названия, навсегда останутся связанными с именами героев Достоевского; следы Раскольникова живы в нашей памяти и возникают в ней снова и снова, едва мы выходим к Львиному мостику, пересекаем канал и видим огромный угрюмый дом, где Достоевский поселил старуху процентщицу. На улице Дзержинского (бывшей Гороховой) сохранился мрачный дом, описанный в романе "Идиот" как дом купца Рогожина, - и до сих пор дом этот возбуждает горький ужас: Федор Михайлович описал его точно - так и кажется, что в одном из окон мелькнет из-за задернутых занавесок бледное лицо Рогожина, убившего в этом страшном доме Настасью Филипповну и мучительно горюющего над ее трупом.
Колдовство Достоевского было бы всевластно над нашим городом, если бы над ним уже не властвовали другие чары, другая колдовская сила: светлый гений Пушкина. "Белые ночи" Достоевского погружают нас в печаль, но белые ночи радуют нас, потому что мы знаем о них другие строки:
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла.
И еще, и еще строки:
И не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.."
Может быть, рисуя свой страшный город, Достоевский понимал, что его Петербург не останется в памяти людей только страшным, только мучительным, потому что всегда будет жив и Петербург пушкинский, грозящий стихийными бедствиями, подчиняющийся только воле своего великого создателя "на звонко скачущем коне", и все-таки радостный, светлый город, где "девичьи лица ярче роз", где радует "Невы державное теченье"; город, облик которого вселяет гордость, потому что он - "Петра творенье".
Для Достоевского имя Пушкина заключало в себе многое. Он не только любил Пушкина, преклонялся перед ним, много раз и публично, и в обществе друзей читал его стихи: "Пророк", монолог Пимена из "Бориса Годунова" - можно даже сказать, что именно Достоевский воскресил славу Пушкина в 1880 году на торжествах в честь открытия памятника великому поэту в Москве.
Празднество продолжалось три дня. В первый день выступали ученые, историки, а вечером состоялся литературный концерт, в котором принял участие и Достоевский.
На второй день с речью о Пушкине выступал Тургенев, на третий день - Достоевский. Впечатление от речи его было огромное. Современник свидетельствует: "Хотя он читал по писаному, но это было не чтение, а живая речь, прямо, искренно выходящая из души. Все стали слушать так, как будто до тех пор никто и ничего не говорил о Пушкине".
Чтобы понять, почему речь Достоевского произвела такое сильное впечатление, нужно вспомнить, каково в ту пору было отношение к Пушкину. Сейчас, когда мы каждый год празднуем день рождения поэта как всенародный праздник поэзии, каждый год отмечаем горестную дату его гибели, когда Пушкин для миллионов людей - самый близкий и любимый поэт, нам трудно представить себе, что сто лет назад большинству читателей он казался устаревшим, его объявляли подражателем Байрона, значение его для русской и мировой поэзии было не понято и не оценено многими.
В конце 1877 года умер Некрасов. Достоевский был на похоронах и произнес там речь. Когда он сказал, что Некрасов "в ряду поэтов должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым", то голос из толпы крикнул: "Выше, выше!" - и несколько голосов подхватили этот выкрик. Для молодежи семидесятых годов значение Пушкина как чайшего русского поэта было непонятно.
Вот почему речь Достоевского о Пушкине оказалась как бы началом новой жизни поэта, нового понимания его творчества и его значения - понимание это дожило до нас и будет жить всегда. Но начал его Достоевский, и мы помним это с благодарностью и гордостью.
Что же сказал Достоевский? Конечно, пересказать всю его речь и невозможно, и ненужно: ее можно прочесть. Главные же его мысли таковы: Пушкин пришел в русскую литературу в то самое время, когда наша страна начала осознавать свое мировое значение после петровских реформ, когда формировалось национальное сознание русского народа. Конечно, в юности Пушкин подражал европейским поэтам, но в то же время уже в ранних его произведениях "выразилась чрезвычайная самостоятельность его гения". Очень подробно и внимательно Достоевский рассматривает характер Алеко из "Цыган", потому что видит в нем "того несчастного скитальца в родной земле, того исторического русского скитальца, столь исторически необходимо явившегося в оторванном от народа обществе нашем". Совершенно справедливо Достоевский считает, что тот же тип открывается в "Евгении Онегине", "поэме уже не фантастической, но осязательно реальной, в которой воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностью, какой и не бывало до Пушкина, да и после него, пожалуй".
В "Евгении Онегине" Достоевский считает главной героиней Татьяну, а не Онегина, которого он называет "мировым страдальцем", в котором видит те же поиски идеала, что были уже в Алеко, и считает Онегина не способным понять высокий душевный мир Татьяны. О ней же Достоевский говорит: "Это положительный тип... апофеоз русской женщины... такой красоты положительный тип русской женщины почти уже и не повторялся в нашей художественной литературе..."
Татьяна, по мнению Достоевского, не могла оставить своего мужа и пойти за Онегиным, потому что человек не может строить свое счастье на несчастье другого. Красота ее души основана на том, что у нее "все-таки есть нечто твердое незыблемое, на что опирается ее душа. Это ее воспоминания детства, воспоминания родины, деревенской глуши... Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святынею". А у Онегина ничего этого нет.
Говоря об "Онегине", Достоевский утверждает, что в этой книге "Пушкин явился великим народным писателем, как до него никогда и никто". "Повсюду у Пушкина слышится вера в русский характер, вера в его духовную мощь, а коль вера, - стало быть и надежда, великая надежда за русского человека".
Очень важную мысль высказывает Достоевский о народности Пушкина: "...никогда еще ни один русский писатель, ни прежде, ни после него, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим как Пушкин". Много есть писателей, пишущих о народе, - говорит Достоевский, - но почти все они "это лишь "господа", о народе пишущие". "В Пушкине же есть именно что-то сроднившееся с народом взаправду" (курсив Достоевского). Достоевский доказывает эту мысль примерами из творчества Пушкина, и можно только удивляться, как тонко и глубоко он знал Пушкина.
Пушкин - начало всех начал в русской литературе, и об этом тоже говорит Достоевский: "не было бы Пушкина, не было бы и последовавших за ним талантов". И еще одну особенность Пушкина отметил в своей речи Достоевский: Пушкин не только величайший русский народный поэт, но он умеет перевоплощаться в героев любой национальности и любого века: его Дон-Жуан - испанец, Скупой Рыцарь - типичный человек средневековья, герой "Подражаний Корану" - мусульманин...
Любимая мечта Достоевского была о всеобщем, всемирном счастье. И он надеялся, что русский народ положит основу счастью всех народов на земле. Поэтому так важно для него, что Пушкин "обладал такой способностью всемирной отзывчивости. И эту-то... главнейшую способность нашей национальности он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт".
Речь о Пушкине принесла Достоевскому огромную славу, он достиг небывалого влияния на мысли и чувства своих сограждан, восторженного их признания. Эта речь, в сущности, оказалась и его завещанием. Меньше чем через год после пушкинских торжеств Достоевский умер - тем дороже для нас, что он успел сказать свое последнее слово, и слово это сыграло великую роль в нашем понимании гордости всех русских людей - Александра Сергеевича Пушкина.