Разговор Ивана Петровича с князем в ресторане - самое острое, напряженное место в романе "Униженные и оскорбленные". Такие мучительные и напряженные, и раскрывающие психологию героев разговоры характерны для Достоевского. В какой-то степени все знаменитые разговоры героев Достоевского - князя Мышкина с Рогожиным в "Идиоте", Раскольникова со Свидригайловым в "Преступлении и наказании", братьев Карамазовых друг с другом и, наконец, разговор Ивана с чертом в "Братьях Карамазовых" - все они выросли из разговора Ивана Петровича с князем Валковским. В "Униженных и оскорбленных" перед нами как бы черновик, набросок чудес Достоевского.
Разговор в коляске по дороге к графине был как бы предисловием к основному разговору в ресторане. Теперь князь разыгрывает обиду: "...тут замешались чуть ли не сословные интересы" - так объясняет он отказ Ивана Петровича от ужина. Но, убедившись в твердости решения своего спутника, принимается говорить с ним "вполне дружелюбно", то есть, попросту говоря, издеваться над скромной жизнью писателя вдали от света, который "нужно знать" литератору. Впрочем, оговаривается князь, литературу теперь не интересует светская жизнь, "у вас там теперь все нищета, потерянные шинели, ревизоры, задорные офицеры, чиновники, старые годы и раскольничий быт, знаю, знаю".
Пренебрежительно отозвавшись о литературе, князь уже этим оскорбляет Ивана Петровича, но дальше он совсем уж перестает стесняться. "Его тон вдруг изменился и все больше переходил в нагло фамильярный и насмешливый".
Иван Петрович между тем не может отвечать тем же "не из боязни, а из проклятой моей слабости и деликатности. Ну как в самом деле сказать человеку грубость прямо в глаза, хотя он и стоит того и хотя я именно и хотел сказать ему грубость?"
Вот уж о чем не задумывается князь Валковский: его не останавливает ни слабость, ни деликатность - чем дальше идет разговор, тем больше он пьянеет и тем смелее говорит Ивану Петровичу в глаза все, что вздумается. Издевательским тоном он обращается к своему собеседнику, называя его то "мой друг", то "мой поэт". С первых же слов перечеркивает и тот, сам по себе достаточно подлый разговор, который был у них в коляске: "Давеча я с вами заговорил об этих деньгах и об этом колпаке-отце, шестидесятилетнем младенце... Я ведь это так говорил!" (Курсив Достоевского). Теперь он уже оставил великосветский ложно-дружеский тон. Слышал бы старик Ихменев, как князь, вдобавок ко всем оскорблениям, еще называет его колпаком!
Но самое невыносимое для Ивана Петровича - ведь и о Наташе князь теперь позволяет себе говорить без малейшего уважения: "Хоть мой Алексей дурак, но я ему отчасти уже простил - за хороший вкус. Короче мне эти девицы нравятся..."
Иван Петрович гневно просит его переменить разговор, князь в ответ на это прямо спрашивает: "...очень вы ее уважаете?" и следом: "Ну, ну и любите?"
Что может ответить на это Иван Петрович? Князь уже понял, что его выслушают, - ради Наташи. Теперь он намерен высказать все, что хочет, - развлечься на славу. Иван Петрович "вскричал": "Вы забываетесь!", но не ушел и не уйдет. Он должен понять, чем может князь угрожать Наташе, какими еще подлыми способами оскорбить и унизить ее.
Князь и смеется, и подмигивает, и непрерывно предлагает Ивану Петровичу выпить то вина, то шампанского - его страшно веселит эта ситуация, когда он может безнаказанно издеваться над лучшими чувствами человека, а тот не имеет никакой возможности ему ответить.
Самое удивительное в этой безобразной сцене: Иван Петрович решился все терпеть, и все-таки он одной фразой останавливает князя, когда тот слишком уж разошелся. Иван Петрович восклицает: "Я не хочу, чтоб вы говорили теперь о Наталье Николаевне... то есть говорили в таком тоне. Я... я не позволю вам этого!"
С самого начала разговора князь знает, что он хочет и даже - по его понятиям - должен сказать Ивану Петровичу. Но - боится. И поэтому подходит к главному разговору осторожно, нащупывая почву, будто шагая по топкому болоту. Иван Петрович замечает: "Не лучше ли говорить о деле"; князь сразу поправляет: "То есть о нашем деле, хотите вы сказать" (курсив Достоевского).
Чтобы подойти к деликатной теме, которой намерен коснуться князь, нужно начать разговор "из дружбы": поверит Иван Петрович или не поверит - неважно. И князь начинает сокрушаться, что Иван Петрович губит себя тем, что живет так бедно и никогда не может распутаться с долгами... Мы уже слышали, как о том же говорил Маслобоев, но тот от всего сердца предложил Ивану Петровичу денег, чтобы выйти из бедственного положения, - и то Иван Петрович отказался. Князь денег, конечно, не предлагает - пока... Но вот он осмеливается вести разговор прямо: "Что за охота вам играть роль второго лица?" И еще точнее: "...ведь Алеша отбил у вас невесту, я ведь это знаю, а вы, как какой-нибудь Шиллер, за них же распинаетесь, им же прислуживаете и чуть ли у них не на побегушках..."
Короче говоря, князь хочет предложить Ивану Петровичу жениться на Наташе, чтобы тем покончить Алешину связь с ней, и, вероятно, он бы предложил ему и деньги за это, если б Иван Петрович не ответил: "Я скажу вам, что вы... сошли с ума" - и если бы князь не понял, что его собеседник в исступлении: "Да вы чуть ли не бить меня собираетесь?"
Что ж, по светским понятиям, ничего предосудительного в предложении князя не было. Молодой барин совратил девушку; его отец платит за развлечения сына и выдает девушку замуж, дает, пожалуй, за ней приданое - таких браков совершалось немало, и свет не видел в них ничего выходящего за рамки приличия и благопристойности. Иван Петрович знал это, но знал и другое: что князь понимает, как чудовищно предлагать подобную сделку человеку с другой, не светской моралью. "Он производил на меня впечатление какого-то гада, какого-то огромного паука, которого мне ужасно хотелось раздавить".
Паук у Достоевского - всегда символ какой-то отвратительной жестокости, всегда вызывает мистический ужас. А князь между тем достиг своей цели: попробовал предложить "мирный" выход, Иван Петрович с ужасом отверг его; теперь другое: нужно пустить в ход угрозы.
Сняв маску и показав свое истинное лицо, князь - не без некоторой цели - рассказывает Ивану Петровичу самые отвратительные подробности из своей жизни. И снова, и снова он пускается в самые грязные, самые циничные откровенности и воспоминания - зачем? А для того, чтобы Иван Петрович окончательно понял, с кем имеет дело, испугался за судьбу Наташи и убедил бы ее молча вынести разрыв с Алешей, потому что - подними она хоть какой-нибудь шум - князь жестоко отомстит. В этом после всех его рассказов уж никак не приходится сомневаться.
В течение всего этого разговора князь все больше пьет и все больше пьянеет; ему уже хочется теоретически порассуждать о жизни, и он выкладывает Ивану Петровичу свое понимание добродетели: "Я наверное знаю, что в основании всех человеческих добродетелей лежит глубочайший эгоизм. И чем добродетельнее дело - тем более тут эгоизма. Люби самого себя - вот одно правило, которое я признаю".
Вся русская литература XIX века размышляла об эгоизме. Еще Пушкин в "Евгении Онегине", излагая общую точку зрения обывателей, писал: "Любите самого себя, Достопочтенный мой читатель. Предмет достойный. Ничего Любезней, верно, нет его". Печорин у Лермонтова - эгоист в самом точном значении этого слова, но он несчастен от своего эгоизма и потому вызывает сочувствие читателя. Эгоисты Достоевского счастливы своим эгоизмом и потому вызывают отвращение, как князь Валковский.
Иван Петрович понимает, что князь по-своему прав, но правота его отвратительна, несправедлива, так не должно быть, но в том мире, где они оба живут, действительно, счастливы те, кто любит самого себя.
Потребовав третью бутылку, князь принимается рассказывать о девушке, которую он "любил почти искренно" и которая многим для него пожертвовала. Иван Петрович перебивает его:
"- Это та, которую вы обокрали?"
Князь признает, что ограбил любившую его девушку, но тут же объясняет: это были его деньги, потому что она их ему подарила. А главное, князь во всех своих рассказах обвиняет тех, кто был его жертвами, в эгоизме и поясняет: ненавидя его, они были счастливы - вот и получается, что он чуть ли не осчастливил тех людей, с которыми поступал подло, которых разорял, уничтожал.
Планы его относительно Алеши и Кати тоже очень просты: их он намерен ограбить, как уже поступил с многими другими. "У ней три миллиона, и эти три миллиона мне очень пригодятся. Алеша и Катя - совершенная пара: оба дураки в последней степени: мне того и надо", - открыто заявляет князь Ивану Петровичу. И только после этого переходит к главной цели своего разговора с Иваном Петровичем: "Предуведомьте Наталью Николаевну, чтоб не было пасторалей, чтоб не было шиллеровщины, чтоб против меня не восставали. Я мстителен и зол, я за свое постою".
В сущности, он мог бы только это и сказать Ивану Петровичу, а не распинаться перед ним столько времени и не рассказывать о своих гнусностях: Иван Петрович и без того бы понял, с кем имеет дело. Но, оказывается, князю "хотелось поплевать немножко на это дело" именно в глазах Ивана Петровича. Но ведь поступки князя еще страшнее его слов; в ресторане он только назвал своими именами то, что уже не раз делал на наших глазах, позволил Ивану Петровичу увидеть в себе то, что скрыто от постороннего глаза, то, чего никогда не увидит его сын.
Достоевский, как никто, умеет видеть в человеке то самое дурное, что обычно скрывается за внешними приличиями. Из чудовищных откровенностей князя Валковского вырастут впоследствии разговоры Раскольникова с Порфирием Петровичем: нет, там не будет таких откровенностей, но будет то непостижимое мучительство, какое испытал на себе Иван Петрович. Умение князя оправдать себя и свои поступки тем, что его жертвы полны будто бы самого отвратительного эгоизма, - это умение много раз еще встретится на страницах романов Достоевского. Зачем это нужно Достоевскому? Неужели он хочет показать, что в каждом человеке есть безобразное зло? Может быть, да. Именно это, может быть, и хочет показать Достоевский - как предупреждение, что человек обязан бороться со злом в своей душе. Из рассуждений князя Валковского самыми страшными мне представляются его речи о том, что в каждом честном и добродетельном человеке скрыт эгоизм. Ведь таким образом можно оправдать любое зло, любое предательство: оправдываясь тем, что жертва с удовольствием принимает свалившиеся на нее несчастья, ибо злоба дает человеку наслаждение.
Разговор в ресторане кончается репликой князя: "Прощайте, мой поэт. Надеюсь, вы меня поняли..."
На улице они разошлись: князь сел в коляску с помощью лакея, а Иван Петрович пошел пешком. "Был третий час утра. Шел дождь, ночь была темная..." - этими словами кончается третья часть романа "Униженные и оскорбленные". В сущности, уже кончилась история Наташи и Алеши - князь не оставил ни малейшего сомнения в том, что их отношения будут разорваны, Алеша женится на Кате. Но нам предстоит еще узнать, как это все сложится, как удастся князю справиться с Алешей, и, главное, мы должны еще узнать о судьбе и характере Нелли. На протяжении третьей части девочка была как бы в тени, наше внимание было поглощено сватовством князя и последующими странными событиями.
С тех пор, как мы увидели князя Валковского, прошло меньше недели. Достоевский показал его с такой точностью и подробностью, что, кажется, мы ничего уже больше не можем узнать о князе. Но в последней, четвертой части князь еще появится на страницах книги, чтобы еще раз произвести впечатление "какого-то гада, огромного паука" и принести свою долю ужаса героям и читателям книги.