2. Дуэль?

Старика удивляет присутствие Елены, огорчает больной вид Ивана Петровича, но все это отступает перед тем решением, с которым он пришел сюда. Николай Сергеич слишком занят болью за дочь - он не может ни говорить, ни думать ни о чем другом. Не сразу он решился сказать, зачем пришел, но "рассердился на себя за свою ненаходчивость" - и решился:

"Ну, да что тут еще объяснять! Сам понимаешь. Просто-напросто я вызываю князя на дуэль, а тебя прошу устроить это дело и быть моим секундантом".

Этот разговор Ивана Петровича с отцом Наташи еще раз показывает безысходность положения униженных и оскорбленных - ведь и последнее средство, на которое решился растоптанный князем старик, невозможно: оно не может принести ничего, кроме новых оскорблений. Сначала Иван Петрович вообще не может понять Николая Сергеича: "Какой же предлог, какая цель? И наконец, как это можно?"

Но решение старика, видимо, продумано уже давно. Он объясняет, что тяжба его кончилась, князь уже выиграл дело и теперь не может обвинить Ихменева, что он затеял дуэль, чтобы не платить ему денег... Вопрос решен: Ихменевка будет по суду передана князю, "следовательно, нет никаких затруднений, и потому не угодно ли к барьеру".

Иван Петрович чувствует: решение вызвать на дуэль пришло именно теперь, когда князь согласился на брак своего сына с Наташей, - значит, Николай Сергеич хочет любой ценой не допустить этого брака - почему же? На первый взгляд, его поведение нелогично, противоречиво: ведь он сам не простил дочери именно того, что она покрыла себя позором, уйдя из дома к любимому человеку, не дождавшись брака с ним. Ведь отец "вырвал ее из... сердца, вырвал раз и навсегда", а теперь, когда возникла надежда на то, что Наташа восстановит в глазах света свою честь, выйдя замуж за молодого князя, - отец ее не только не хочет согласиться на этот брак, но стремится помешать ему.

Оскорбленная гордость заставляет старика Ихменева смотреть на многое иначе, чем он смотрел еще несколько месяцев назад. Теперь ему кажется: самое страшное для Наташи - быть связанной с князьями Валковскими. Раньше он считался с мнением общества, страдал от мысли, что его дочь осуждена светом. Теперь он говорит совсем другое:

"- А плевать на все светские мнения, вот как она должна думать! Она должна сознать, что главнейший позор заключается для нее в этом браке, именно в связи с этими подлыми людьми, с этим жалким светом. Благородная гордость - вот ответ ее свету".

Казалось бы, Николай Сергеич наконец рассуждает разумно. Но нет - он не простил дочь, в нем все еще говорит прежде всего оскорбленная гордость. Он по-прежнему ставит условия: пусть Наташа сама откажется от брака с Алешей, тогда он согласен простить и защитить ее от любого, кому вздумается ее обижать.

До чувств дочери старику нет дела, он думает только о своей любви к ней.

Как всегда бывает в таких случаях, отец не прав там, где отдается отцовскому чувству ревности и обиды за дочь, но он прав, когда думает о будущем дочери, - Иван Петрович поневоле соглашается с ним. Но выход, придуманный стариком, - никак не годится. "Неужели вы могли хоть одну минуту думать, что князь примет ваш вызов?" - спрашивает Иван Петрович.

Об этом ослепленный старик не подумал.

"- Как не примет? Что ты, опомнись!" - восклицает он.

Иван Петрович убедительно доказывает ему, что князь "найдет отговорку, совершенно достаточную; сделает все это с педантской важностью" и только осмеет Ихменева.

Его аргументы сразили старика: все это непонятно ему с его старинным кодексом чести, с его представлениями о благородстве. Николай Сергеич растерянно восклицает:

"- Да как это он не примет? Нет, Ваня, ты просто какой-то поэт; именно настоящий поэт! Да что ж, по-твоему, неприлично, что ли, со мной драться? Я не хуже его. Я старик, оскорбленный отец; ты - русский литератор и потому лицо тоже почетное, можешь быть секундантом и... и..."

Неужели для князя Валковского могут иметь хоть какое-то значение эти понятия: оскорбленный отец, русский литератор... Он ведь сам открыто говорил Наташе, что любит деньги и положение в свете - какое может быть положение у нищего литератора и помещика, потерявшего последнее поместье? Не снизойдет князь до этих людей - Иван Петрович прав, и старик постепенно понимает это. Единственное, что ему остается теперь, когда рухнула последняя его надежда спасти дочь, подставив себя под пистолет, - это вручить Ивану Петровичу "сто пятьдесят рублей, на первый случай" - "слишком ясно", какой первый случай он имеет в виду: Наташа останется брошенная, униженная, без денег, ей понадобится его помощь...